30 лет назад Верховный совет ТАССР принял Декларацию о государственном суверенитете Татарстана. О том, как на фоне взрывной волны народных возмущений рождался документ и почему Москва долго не хотела принимать условия республики, в интервью «АиФ-Казань» рассказал непосредственный участник политических событий начала 90-х годов, профессор-консультант кафедры отечественной истории Института международных отношений КФУ Индус Тагиров.
Не могли жить по-старому
Регина Бадрутдинова, «АиФ-Казань»: Индус Ризакович, каким вы запомнили 30 августа 1990 года? Какие настроения царили на улицах Казани?
Индус Тагиров: В этот день тысячи людей вышли на центральные улицы с плакатами «Суверенный Татарстан», «Декларация», «Татарстан – независимое государство». Главным «полем боя» стала площадь Свободы, куда хлынула вся масса – это не только казанцы, но и жители соседних городов Татарстана, а также республик. Даже поступали телеграммы с поддержкой декларации из других стран – из США, Финляндии, Турции, Китая. Все были заинтересованы в том, чтобы Татарстан стал суверенным государством.
Народ требовал независимости. Некоторые даже объявили голодовку. Например, Фаузия Байрамова (писательница, один из лидеров политической оппозиции Татарстана конца 80-90 гг. – Ред.) тогда объявила, что не будет есть до тех пор, пока не примут декларацию. А когда депутат Верховного совета ТАССР Фандас Сафиуллин торжественно объявил на сессии о принятии декларации, народ ликовал!
– Объясните, почему именно в 1990 г. так остро встал вопрос о государственном суверенитете?
– Потому что по-старому страна жить уже не могла, СССР распадался, разлагалась старая государственная система. Нужна была перестройка. И вот эта горбачёвская перестройка и началась, что привело к всенародному подъёму. 26 апреля Верховный совет СССР принял Закон «О разграничении полномочий между СССР и субъектами Федерации», который гарантировал автономным республикам статус членов федерации СССР. На этой почве появилась идея создания декларации, принятия Конституции РТ и заключения договора о разграничении полномочий между Россией и Татарстаном.
– Приезд Бориса Ельцина в Казань как-то ускорил ход событий?
– Борис Николаевич понимал, что, подарив республикам суверенитет, можно будет сохранить целостность России. В Казань он приехал 6 августа 1990 г. 8 августа Ельцин выступил на встрече с общественностью в УНИКСе, где заявил, что народ Татарстана должен сам определить границы самостоятельности, а также произнёс свою знаменитую фразу: «Берите суверенитета столько, сколько сможете проглотить». Когда он вышел из здания, на улице его окружил народ. Тогда он повторил эту фразу. Затем, спасаясь от толпы, он вскочил на подножку трамвая и уехал. Потом опомнилась охрана, они остановили трамвай и пересадили Ельцина в правительственный автомобиль.
Из России не уходим
– Расскажите, как создавалась декларация?
– В Верховном совете ТАССР организовали комиссию по выработке проекта декларации из числа депутатов. Можно сказать, что она поделилась на две группы: народовластия и татарских деятелей. Первые требовали указать, что Татарстан – суверенное государство в составе России, мы же не хотели обозначать статус республики.
– Почему так?
– Потому что шла подготовка к подписанию нового союзного договора, и Татарстан поставил задачу подписать этот документ самостоятельно, вне делегации России. В результате большинством был принят вариант не указывать положение республики. В тексте декларации обозначили, что мы суверенное государство, наши законы обладают верховенством на территории Татарстана, а Россия почти не упоминалась.
– Какие базовые положения были прописаны в декларации?
– Во-первых, в декларации был положен принцип необходимости договорных отношений с Россией, чтобы Москва поняла: документ не ведёт к распаду страны, и мы не уходим из России. Во-вторых, Татарстан указывался как суверенное государство – субъект международного права. То есть республика имеет право общаться со всем миром, заключать договоры и соглашения с другими государствами и республиками Союза. В-третьих, равноправными государственными языками стали русский и татарский.
– Какова была реакция Москвы на принятие декларации?
– После провозглашения декларации Москва молчала год. Лишь в августе 1991 г. начались переговоры с Кремлём. С нашей стороны собрали делегацию во главе с вице-президентом республики Василием Лихачёвым. Его заместителем на переговорах был я. Моей задачей было обосновать позицию Татарстана и убедить, что мы не уходим из России, а будем с ней в особых договорных отношениях. Руководителем российской делегации стал полномочный представить Верховного совета РСФСР Геннадий Бурбулис.
Переговоры шли три дня, с 12 по 15 августа. В ходе дискуссии мы свою позицию обозначили так: татары с 1552 г. (когда Иван Грозный взял Казань) мечтают о восстановлении своей государственности – это в крови народа, поэтому и вылилось наружу. С этим они согласились и спросили о наших требованиях. Мы начали перечислять права и полномочия внутреннего порядка, но московской делегации, видимо, показалось, что мы многое оставляем себе. Тогда советник Бориса Ельцина Сергей Шахрай спросил: «Вы что, из России выходите?» Я ответил: «Мы в Россию добровольно не входили. Как можно выходить оттуда, куда не входили?» Шахрай согласился. На третий день переговоров мы приняли протокол, что взаимоотношения будут регулироваться договором между двумя суверенными государствами: Россией и Татарстаном. Указали, какие полномочия Татарстан передаёт Москве, какие оставляет себе.
61 % – за
– Но это были не последние переговоры?
– Когда мы вернулись в Казань, 19 августа стало известно о создании Государственного комитета по чрезвычайному положению – ГКЧП. Определённые силы попытались этим воспользоваться и аннулировать достигнутые соглашения. Минтимеру Шаймиеву выдвинули обвинение в поддержке ГКЧП, в отношении него возбудили уголовное дело. На самом деле Шаймиев ничью сторону не принимал. Скорее, он хотел сохранить стабильность межнациональных отношений в республике, ведь в такой тревожной ситуации в любой момент могла вспыхнуть гражданская война.
Потом уголовное дело закрыли, с позицией Татарстана согласились. Через год переговоры с Москвой продолжились, в промежутке шли экономические дискуссии, в которых с московской стороны выступал вице-премьер Егор Гайдар. В ходе них мы доказали, что вся собственность на территории Татарстана – земля, недра, водные и лесные ресурсы, движимое и недвижимое имущество (за исключением объектов федеральной собственности) – являются собственностью народа Татарстана. А раз так, то налоги должны собираться в пользу того, чья собственность. То есть нужен самостоятельный одноканальный налог для самого Татарстана.
Тогда же во время переговоров нам поставили условие: декларация должна быть принята всенародным голосованием – референдумом. Мы согласились. В марте 1992 г. 61 % татарстанцев поддержал декларацию, после чего в ноябре была принята Конституция Татарстана.
– Как Минтимер Шаймиев ко всему этому относился?
– Он хотел, чтобы всё происходило мирно, без волнений. Отделяться от России Минтимер Шарипович никогда не хотел. Во время всех этих событий он очень сблизился с Ельциным. Позже, когда Борис Николаевич приехал в Казань на юбилей к Минтимеру Шаймиеву, политик сказал, что позиция Татарстана спасла Россию от распада.
– Тогда многие сравнивали Татарстан с Чечнёй. Уместно ли это?
– Чечня придерживалась особой позиции, которая в случае распространения на другие национальные республики могла положить начало гражданской войне. Татарстан стал примером того, как можно мирно решать такие вопросы. Мы смогли как сохранить целостность России, так и обеспечить суверенитет республики. Когда шли переговоры по статусу Республики Косово и её независимости от Сербии, участникам дали наш документ в пример того, как нужно решать вопрос.
– Как вы считаете, что выиграл Татарстан, получив суверенитет?
– Самое главное – мы вернули свои права на собственность. Если раньше Татарстан владел всего двумя процентами государственного имущества на своей территории, то после подписания декларации вся собственность стала нашей.