Примерное время чтения: 10 минут
33

Правозащитник Павел Чиков о том, как победить, если противник сильнее

Еженедельник "Аргументы и Факты" № 32. АиФ-Татарстан 06/08/2013
Фото: АИФ

Лимит исчерпан

- Павел, «АГОРА», Казанский правозащитный центр занялись громким делом убитого 18 июля в Теньках экозащитника Игоря Сапатова. Но ведь экология – не ваша тема?

Павел Чиков

 

 

- Мы уже лет семь занимаемся защитой активистов по разным делам – в том числе и по нападениям, убийствам. Поэтому и предложили помощь семье Сапатова. Задача – добиться, чтобы квалификация дела была «убийство в связи с общественной деятельностью и по заказу». Максимальное наказание по этой статье - лишение свободы пожизненно. В этом случае дело будет расследоваться Центральным аппаратом Следственного комитета в РТ. И если оно дойдёт до суда, к чему мы будем стремиться, по первой инстанции будет рассматриваться в Верховном суде РТ.

Досье
Павел ЧИКОВ - председатель правозащитной ассоциации «Агора», член Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека, родился в Казани в 1978 г. Окончил юрфак КГУ, магистерскую программу по госуправлению Университета Северной Дакоты (США), аспирантуру Академии наук РТ. кандидат юридических наук, магистр госуправления. Женат, есть сын.

- Дело «Дальнего» буксует, его вернули в Прокуратуру. Между тем, один из пострадавших получил два года колонии за кражу бутылки коньяка. Это нормально?

- Олега Гайсина осудили на самом деле даже не за кражу, а за покушение на кражу бутылки коньяка, которое якобы было в феврале. После этого были попытки сфальсифицировать материал, что он якобы употреблял наркотики, возили его для этого в наркологию. Гайсина удалось оттуда вытащить, только когда приехал наш адвокат. Но, тем не менее, он получил два года общего режима, хотя признал вину, дело рассматривалось в особом порядке, и это было неоконченное преступление средней тяжести. Он был ранее судим, но это нельзя было использовать как отягчающее обстоятельство: Гайсина судили в14 лет.

На мой взгляд, реальный срок Гайсина – месть со стороны полиции за его активное участие в качестве потерпевшего по делу «Дальнего». Думаю, его признание вины и особый порядок явились следствием оказания на него психологического воздействия. Мы сейчас решаем вопрос о том, чтобы обжаловать этот приговор в Верховном суде РТ в части наказания. Ведь, когда человек пошёл на особый порядок, то есть признал вину, нужно рассчитывать только на смягчение наказания.

Опасения вызывает то, что это происходит на фоне возвращения уголовного дела в отношении экс-сотрудников «Дальнего» в прокуратуру. Получается, есть такая демонстративная позиция суда, который встал на сторону подсудимых, причём на очень сомнительных основаниях?

Кстати, Гайсин по правилам уголовного процесса может и должен участвовать в судебном заседании, когда дело «Дальнего» вернётся в суд.

Есть опасения и за других потерпевших. Эта тревожная ситуация, скорее всего, демонстрирует жёсткое кулуарное противостояние, которое сейчас идёт в правоохранительных и судебных кругах по поводу судьбы дела «Дальнего».

- В статье на Forbes.ru вы написали: «Начинается новая страница общественно-политической жизни страны».

- Говоря это в статье, посвященной ситуации вокруг Навального, я имел в виду вполне конкретную вещь - изменение политики Кремля. Пока непонятно, в каком направлении. В течение года делались последовательные шаги, направленные на сворачивание гражданских прав и свобод. Но сейчас эта политика дошла до определённого лимита, после которого стоит развилка. Потому что дальнейшие угрозы и новые какие-то ужесточающие законы перестают влиять на граждан. Так, предложения депутата Госдумы Мизулиной блокировать сайты в Интернете за нецензурные слова ничего, кроме смеха по отношению к представителям власти, не вызывают. Это снижает легитимность власти в глазах населения. В этой ситуации есть два пути: либо включать репрессии, уже не индивидуальные, а уже массовые, либо провести определённую либерализацию. Может возникнуть противовес политике силовиков, которую представляет Следственный комитет, полиция, признаки этого мы сейчас видим. Например, решение Президента РФ свернуть политику наезда на неправительственные организации, получающие иностранное финансирование или решение зарегистрировать Навального в качестве кандидата на пост мэра Москвы, причём с предоставлением ему недостающих голосов муниципальных депутатов, освобождение Навального через несколько часов после его ареста на 5 лет по приговору в Кирове…

Мы в самом начале этой новой страницы. Что будет дальше, можно только гадать: либо резко хуже, либо чуть лучше.

- А ваши прогнозы какие?

- Надеяться на лучшее, а готовиться к худшему.

- Одного «иностранного агента» власти всё же нашли. По их мнению, это ассоциация «ГОЛОС».

- С чем я категорически не согласен: я этих ребят знаю очень давно. На мой взгляд, всё, что они делают, обеспечивает прозрачность избирательного процесса. Если нарушений мало или они не могут повлечь за собой сомнений в результатах выборов (даже когда побеждал кандидат от «ЕР»), они так и говорят. Если нарушений на выборах столько, что у них сайт зависал от сообщений, они естественным образом делают вывод, что выборы нелигитимные. Понятно, что власти это не нравится. Но это проблема власти. Это не может быть проблемой правозащитной организации.

Генпрокурор пожаловался Президенту РФ на две ассоциации: «ГОЛОС» и внезапно на «АГОРУ», что вызывало у меня искреннее удивление: мы не более чем юристы. Да мы ведем резонансные процессы, у нас есть своя публичная позиция относительно незаконности уголовных дел на Болотной площади или где-то ещё…. Но это не делает нас политиками и не даёт оснований, как мне кажется, жаловаться на нас Президенту РФ. Президент ответил: закон действительно нужно менять. И предложил Юрию Чайке подготовить предложения. Они оказались настолько революционными, что я чуть со стула не упал, когда прочитал: генпрокурор предлагает политической деятельностью считать борьбу за государственную власть. Ни одна из правозащитных организаций России, насколько я знаю, никогда не ставила перед собой такой задачи.

Ориентиры и риски

- В июне «АГОРА» начала сбор пожертвований от россиян, чтобы диверсифицировать источники финансирования. Как продвигается процесс?

- Я много лет скептически относился к этой идее. Но примерно год назад мы пришли к выводу: надо бы этим заняться. Ровно месяц назад запустили электронный кошелёк. Могу похвастаться: всего за один месяц получили почти 200 тыс. руб. частных пожертвований. Это говорит о том, что могли бы вполне рассчитывать, например, на половину годового бюджета ассоциации «АГОРА» от частных пожертвований граждан.

Прокуратура Казани начала проверку правозащитной организации «Агора»>>

В США есть правозащитная организация Американский союз гражданских свобод (American Civil Liberties Union) Её мало знают в России: она работает только на территории США. У них годовой бюджет – 30 млн долларов, почти все эти деньги они получают за счёт частных пожертвований американцев. Но взамен ведут 6 тыс. процессов ежегодно. У них есть представительство в каждом штате США. Если где-то происходит полицейское насилие, там в течение нескольких часов появляется юрист ACLU. Организация такого размаха, живущая в основном на пожертвования россиян и занимающаяся вопросами в масштабах всей страны, – это условный ориентир для меня. В то же время я понимаю, что её создание - долгий процесс, и он может пресечься в любой момент. Силовикам может привидеться, что мы тут что-то нехорошее делаем, и вот уже они пришли с обысками, арестами, уголовными делами… Этот риск пока слишком высок, к сожалению.

Иллюзии и реальность

- В ноябре 2012 года вы вошли в Совет при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека. Чем интересна для вас эта работа?

- Я пошёл работать в Совет при Президенте РФ не потому, что у меня есть какие-то иллюзии по поводу советов Президенту про права человека. На мой взгляд, эта площадка имеет огромный информационный потенциал с точки зрения формирования общественного мнения. То есть позиция Совета по общественно значимому в России вопросу гарантированно будет широко растиражирована. Работа Совета позволяет удерживать тему прав человека в российской повестке дня. Делать какие-то выводы о результатах того, что мы сделали в Совете, пока преждевременно. Собираюсь подвести какие-то итоги к ноябрю этого года.

На мою повседневную деятельность членство в Совете особого влияния не оказало. У меня, как и любого другого члена Совета, нет каких-то волшебных способов или возможностей «забегать на чаёк» к Президенту или в его администрацию. С Президентом Совет встречался только один раз – в самом начале.

Основная работа Совета заключается в том, что мы встречаемся, обсуждаем и даже ещё больше в электронном виде обмениваемся какими-то документами. Вырабатываем позиции на предмет ключевых событий, которые происходят в стране. Какие-то тематические рекомендации, принятые большинством голосов, направляются в Госдуму. С ноября прошлого года таких рекомендаций было уже с десяток, к половине из них я имел прямое отношение. К годовщине членства в Совете мне бы хотелось оценить, какие именно из рекомендаций были восприняты, услышаны и что было изменено.

Ещё один момент, интересный для меня, – в Совете есть люди, с которыми очень приятно встречаться, обсуждать какие-то вопросы.

- То есть решать их кулуарно?

- Неформальное, кулуарное общение – это нормальный процесс, общемировая практика. Лоббисты в США, например, это как раз те люди, которые могут к кому надо «забежать на чаёк». Нет, не занести деньги в конверте, а обсудить вопрос и донести, например, позицию какой-нибудь Ассоциации дальнобойщиков до соответствующего конгрессмена или председателя комитета Сената.

Вопрос заключается только в том, насколько это ограничено какими-то процедурами и насколько сбалансировано какими-то открытыми действиями. Грубо говоря, если лоббист интересов Ассоциации дальнобойщиков безуспешно пообщался с сенатором по определённому вопросу, и он не был решён в интересах дальнобойщиков, то они могут устроить общенациональную забастовку, и это будет другая сторона той же самой политики, тех же самых интересов этих дальнобойщиков.

- Как вы оцениваете перспективы дела Pussy Riot?

- Это дело символизирует столкновение идеологии либеральной с идеологией патриархальной, консервативной. Там, к сожалению, не так много удаётся сделать (Н. Толоконниковой недавно отказали в УДО в Саранске). Но если учитывать особенности российских реалий и особенности этого дела, то нам, как минимум, удалось обеспечить девушкам более-менее нормальное отбывание наказание в тюрьме, потому что могло быть гораздо хуже, и к этому всё шло. Им осталось сидеть не так много. Надеюсь, март наступит быстро, и они будут на свободе.

Казанцы не согласны с приговором Pussy Riot>>

- Вы жалели когда-нибудь о том, что стали правозащитником?

- Были моменты, когда хотелось бросить этим заниматься. Когда что-то не получается или вообще ничего не получается, когда возникают жёсткие периоды давления, наездов, обысков и прочего. Но ничем другим в принципе мне заниматься неинтересно. Потому что есть возможность противостоять очень сильному противнику и хотя бы минимально на что-то повлиять. Интересно защищать слабого против сильного, особенно когда, скорее всего, проиграешь. В этих случаях любая победа, которая всё равно бывает (ведь мы гораздо чаще выигрываем, чем проигрываем), даёт большое удовлетворение от работы. Ни один юрист не получает такого истинного удовольствия от своей работы, как юрист, работающий по делам о нарушении прав человека.

Оцените материал
Оставить комментарий (0)

Также вам может быть интересно

Загрузка...

Топ читаемых

Самое интересное в регионах