- Евгений Евгеньевич, накануне Нового года вы стали действительным членом Российской АН. Теперь в РТ 6 «больших академиков». Но в своей области – физиология и фундаментальная медицина - вы первый за всю историю казанской науки. Много ли конкурентов было на выборах в РАН?
- Я нейрофизиолог, занимаюсь изучением процессов передачи информации в нервной системе, поиском новых методов лечения ряда нервных заболеваний. Отношу себя к продолжателям традиций всемирно известной казанской научной физиологической школы. Конкурентами на выборах были 10 моих коллег, это ученые высокого ранга, некоторые из них – директора ведущих академических институтов. Так что конкуренция на выборах была очень серьезная.
- Как вы относитесь к разделению науки на фундаментальную и прикладную?
- Это разделение достаточно условно. В конечно итоге все естественные науки являются прикладными, Просто реализация результатов разных исследований может иметь разный латентный период. Любой серьезный результат рано или поздно, может быть, даже через 100 или 500 лет, будет востребован и станет работать на прогресс.
- Время-то ускорилось, надо быстрей-быстрей!
- Чтобы было «быстрей-быстрей», не следует на государственном уровне допускать большие ошибки. Одной из трагедий российской науки является ликвидация многих отраслевых НИИ, которые эффективно решали актуальные задачи, стоящие перед «своей» отраслью. Понятно, что РАН, изначально «заточенная» под решение задач другого уровня, не смогла быстро заменить эти НИИ.
- Сколково не спасёт? Или это очередная попытка построить коммунизм в отдельно взятой стране.
- Я плохо знаком с идеологией, лежащей в основе создания Сколково. Однако некоторые мои коллеги, которые были призваны под знамена этого проекта, считают его вполне жизнеспособным. Ну а насколько он будет эффективным, покажет будущее. Жаль, что сама идея не проходила экспертизы широкой научной общественности. Мне представляется, что было бы нелишним перед принятием решения на государственном уровне, обсудить стратегию проекта на общем собрании РАН. Может быть, тогда и научному работнику, и человеку далекому от наукотворчества, стало бы понятно, почему надо заново строить целый город, а не модернизировать один или несколько существующих в стране наукоградов.
- Ученые постоянно «плачутся» по поводу недофинансирования…
- А что здесь странного? Наука дело дорогостоящее. Сегодня стоимость простенького современного микроскопа исследовательского класса примерно 20-30 тыс. евро, серьезного – около 1 миллиона евро. Понятно, что если мы хотим иметь научные результаты, сопоставимые с мировыми, то должны быть готовы к расходам. Другое дело, что нередки случаи, когда учреждения закупают оборудование мирового класса, а результаты исследования публикуют в отечественных журналах, которые мало известны за рубежом... Некоторые коллеги явно переоценивают значение своих весьма посредственных результатов, заявляя, что разработали великолепные приборы, которые будут востребованы всеми и «озолотят» не только разработчиков, но и весь институт. Вот только немного бы увеличить финансирование…. Вместе с тем, от предложения взять кредит под минимальный процент, и по завершению работ и успешной реализации продукта расплатиться с кредитором, они отказываются, понимая, что в случае неудачи (часто вполне прогнозируемой) придется расставаться со своими деньгами.
Современная отечественная фундаментальная наука в основном финансируется посредством грантов. Очень велика роль Российских научных фондов, в частности РФФИ. Весьма своеобразна ситуация с президентскими грантами ведущим научным школам России. По моему мнению, получить его – честь для любого коллектива. Отбор этих коллективов ведется очень тщательно. Руководителями ведущих научных школ является ученые, бесконечно преданные своей стране, любимому делу. Ну и, казалось бы, этот грант должен быть весьма значительным, выдаваться на несколько лет, поскольку ведущие школы не рождаются «из ничего» и не исчезают в «никуда». Что же мы имеем на деле? Грант в 500 тыс. руб. на год, причем выдается грант всего на два года! И это на лучший коллектив России, состоящий, как правило, из 20-25 человек! Вдобавок чиновники диктуют, какие суммы руководитель может тратить и на какие нужды. В то же время молодой учёный, входящий в состав этого коллектива, может иметь собственный грант в 600 тыс. руб.
- В Казанском научном центра РАН существует проблема «утечки мозгов»?
- В основном она была в тяжелые 80-90 гг., но выезд наших ученых никогда не носил массового характера. А в целом для страны это серьезная проблема, причем ее нельзя упрощать: ведь дело не столько в том, что конкретный ученый, став относительно самостоятельным, «слинял за бугор», а в том, что вывез идеи, которые не всегда являются его собственными. Один очень уважаемый мной московский коллега с горечью говорил, что потерял более десятка воспитанных им перспективных учёных, которые продолжают разработку его идей уже под флагами других стран.
- Какое из научных направлений должно быть приоритетным?
- По моему мнению - медико-биологическое. В Казани – всемирно известная медицинская школа. Объединив её потенциал с возможностями и опытом академических институтов и вузов, можно реально ставить задачи разработки в регионе новых медико-биологических технологий, производства новых диагностических аппаратов, приборов для научных исследований, создания эффективных лекарственных препаратов и воспитания нового поколения специалистов, способных решать самые сложные задачи.
Досье
Евгений Никольский родился в 1947 г. в Таллине. Окончил лечебный факультет КГМИ. Заслуженный деятель науки РФ и РТ. Автор более 400 научных работ. Женат, есть сын, внук и внучка.
Сегодня в Казани стартовал IX Всероссийский съезд клинических цитологов 
Академический протест. Татарстанские учёные готовы выйти на улицы 
Анатолий Чубайс откроет наноцентр в Казани