На творческом вечере в доме Аксенова яблоку негде было упасть. И Гришковец с удовольствием вспоминал о своих трех встречах с Василием Павловичем.
- Когда меня ему представили, он сказал, что читал мой рассказ «Рубашка» и «он ему о многом сообщил». Что именно, для меня осталось загадкой. Затем он прочитал «Планку». У меня не было его номера телефона, однако, в трубке я сразу узнал этот культовый голос. Он был таким завораживающим, неспешным, в нем звучало все: судьба, эпоха, 60-е годы…
Затем Гришковцу пришла в голову идея экранизировать в одном фильме сразу 3 ранних рассказа Аксенова. Нашелся спонсор, Аксенову эта идея понравилась, однако, проект и сейчас находится в зачаточном состоянии. Евгений не видит режиссера, который бы мог претворить это в жизнь.
«Кино теперь не для меня»
Вообще, Гришковец уверяет, что его эксперименты после съемки фильма «Сатисфакция», где он выступал в качестве режиссера и актера, закончились.
- Люди, снявшие картину «Высоцкий. Спасибо, что живой», давно отстранены от того, что будет с фильмом дальше! – раскрыл поднаготную кино-бизнеса Гришковец. - Увидев рабочий материал, они были готовы сжечь пленку, чтобы никто никогда это в жизни не видел. Но на картину было потрачено много денег и в итоге этот кошмар выйдет на экраны. А у меня было право. Если бы то, что мы сняли, мне не понравилось, я бы не выпустил это на экраны, потому что несу ответственность за продукт. Но больше я создавать кино в качестве режиссера не буду. Потому что приходится работать с большим количеством мало того, что не профессионалов, просто равнодушных людей, которым наплевать на зрителя. Этот фильм отнял 2 года жизни, за это время я мог бы закончить новую повесть, и много чем еще мог бы заняться.
«Боюсь завязнуть в паутине»
Рассказал Гришковец о своих впечатлениях и от театра на Булаке, где он видел небольшой отрывок из спектакля «Зима», который идет на этой сцене.
- Когда я впервые смотрел спектакль по собственному произведению «Записки путешественника», я в ужасе дождался окончания и убежал из театра. После этого я научился писать пьесы, и не думать о том, как это будет поставлено. Поэтому в моих пьесах нет ремарок. Я не подсказываю режиссерам, как нужно сделать постановку. Может быть поэтому большинство спектаклей по моим произведениям мне нравятся. Люди из 1000 произведений выбрали мое, выучили наизусть, причем, я его наизусть не знаю. И если у меня спрашивают разрешения на постановку, то я всегда его даю, причем, стараюсь, чтобы это было бесплатно. Особенно, когда это маленькие сцены, провинциальные города и студенческие коллективы.
Много о чем успели поговорить за 2 часа поклонники с писателем. Рассказал он и о том, почему перестал пользоваться интернетом. Фактически вообще. При этом, три года Евгений активно вел свой «Живой журнал», но в итоге закрыл его.
- Я ощутил всю мощь влияния на меня непостижимой массы интернета, я из нее вышел и больше туда не пойду. Я не справляюсь с потоком той информации, и значит - я в ней не утону. Тонут как раз те, кто умеет плавать. Иначе человек и по щиколотку зайти побоится, боясь захлебнуться. Я зашел по колено и быстро вернулся обратно. К примеру, в жизни не хорошо воровать, а в интернете это считается кичем. Как ты быстро украл кино, книгу или музыку – какой молодец! В интернет-пространстве не работают человеческие законы.
За что Гришковцу стыдно
Гришковец признался, что до сих пор пишет от руки, и потом надиктовывает; что пока не напишет произведение, никому его не показывает. А закончил творческий вечер он следующими словами:
- Сейчас время такое пошло, когда ничего не стыдно. Если бы жили Аксенов, Лихачев, Фазиль Искандер, и целый ряд таких людей, рядом с которыми бывает стыдно – мы бы стыдились. Сейчас нет таких безупречных людей, на которых можно опереться, которые создавали бы плотность воздуха. А то, что в моей жизни были короткие встречи с Аксеновым, усложнило мою жизнь. Они были, и от этого жизнь стала труднее. Если бы их не было, я сейчас выступал бы на корпоративах, вел свадьбы, и мне не было бы ничего стыдно. А сейчас мне стыдно. И я очень рад, что все это в моей жизни было, и я чувствую плотность воздуха той страны, в которой живу.