Самый первый вернисаж Надира Альмеева состоялся в 70-е годы благодаря профессору Борису Лаптеву, директору НИИ механики и математики им. Чеботарёва. Известный учёный и любитель искусств, читавший в подлиннике Данте и Бодлера, отдал под выставку свой личный кабинет.
Что такое искусство поющей линии, и как оно помогает выбраться из замкнутого круга, мастер рассказал в интервью «АиФ-Казань».
На своём месте
Ольга Любимова, «АиФ-Казань»: Надир Усманович, у вашей выставки особая композиция: работы на темы событий XX века обрамляла «Божественная комедия» Данте.
- Цикл Данте был впервые развешан в том порядке, как он иллюстрирует книгу. Хотя это не иллюстрации, а всего лишь впечатления от поэмы, её симфонической тональности. Вся комедия выстроена на шаге: Данте и Вергилий проходят круги ада, чистилище и, наконец, небесные сферы.
Я всегда старался в своих композициях создать музыкальность. Чтобы они воспринимались в постоянном движении.
Цикл «Ужас нашего времени» навеян произведениями японских поэтов, переживших атомную бомбардировку. Самое страшное, что её результат был известен заранее – американцы знали, что погибнут сотни тысяч людей, и всё же сбросили бомбы на японские города.
- Поэме Данте о признании человечеством своих грехов много веков, но воры, обманщики, лукавые советчики, мздоимцы живы по сей день.
- Думаю, проблема в том, что каждый, кто приходит к власти, редко смотрит в зеркало. Не анализирует, что он делает, как, во благо чего? Если не задавать себе эти вопросы, из круговорота зла и добра не вырваться.
- В финале комедии Данте видит Троицу. Он счастлив, достигает внутренней гармонии. Как её достигаете вы?
- В 80-е годы я впервые приехал на Алтай - родину тюрков. В стране перестройка, круговерть. А у меня ощущение, что я попал в родное место.
Алтайцы – тенгрианцы, как и древние тюрки. Культ матери-природы чувствуется там до сих пор, несмотря на падающие с Байконура ступени ракет. Когда человек отдаляется от природы, он теряет нить своего происхождения. Особенно это заметно в современных городах. Становится много болезней. Чего только не нахватает человек, стоит ему перенестись не в «своё» место.
В жизни каждый шаг - движение либо влево, либо вправо, вперёд, либо назад. Порой трудно представить, что несёт это действие - добро или зло. Хорошо, если человек чувствует это интуитивно, с детства.
Сломала или выпрямила?
- Какая она, Казань вашего детства?
- Колёсные буксиры на реке, галера «Тверь» в Адмиралтейской слободе. Обшивки на ней уже не было, видимо, ободрали в войну на дрова для печей. Торчали как рёбра шпангоуты, но и их тоже потом спалил кто-то - просто так, руки чесались…
Мы жили на ул. Островского. Я просыпался под стук тележек, на которых, отталкиваясь от земли деревянными колодками, на Романовский мост ехали инвалиды войны – кто без ног, а кто и без рук.
- Их называли «самовары».
- Тогда слова «ветеран» не было. Эти люди никакой помощи от властей не получали. Но и милостыню не просили. Зарабатывали как могли. Каждое утро выстраивались вдоль перил моста, продавали открытки, переснятые с немецких карточек, раскрашенные от руки. Гадали прохожим с помощью морских свинок, вынимавших конвертики с предсказаниями…
Вот так война ломала людей и в то же время выпрямляла. Об этом рассказывал мой учитель Баки Урманче. Ещё до войны его сослали на Соловки якобы за национализм. Репрессированные не имели права проживать в определённых городах. Поэтому Баки Идрисович 12 лет провёл в Средней Азии. Там он в совершенстве овладел обработкой камня, дерева, начал работу над знаменитой скульптурой «Сыгыш» («Раздумье»).
Свободное дыхание
- Вы 50 лет верны офорту. В моде же всё больше весёлые картинки…
- Вы правы. Для развлечения интереснее картинку увидеть. А офорт - графика, основанная на принципе глубокой печати. Для офорта делается матрица, с которой можно будет получить оттиск.
Вначале на лакированной доске протравливают штрихи. Затем усиливают их. Нужно добиться, чтобы поверхность заработала на разных уровнях. Прелесть офорта в его непредсказуемости. Например, если в металле какие-то добавки, он может травиться по-другому, дать неожиданный эффект. Важен каждый миллиметр, и глубина важна. Это сопромат.
- Во времена вашей юности художников душила цензура. Но вас всегда отличало свободное дыхание.
- В 70-е, в 80-е, не скажу, что было безостановочно сложно, но ты всегда чувствовал некое давление извне, ты всегда был «под приглядом». И пригляд это был более пристальный, если человек выделялся из общей картинки, занимался творчеством. Нельзя сказать, что мы были такие безумно счастливые, что не замечали этого. И счастливы, конечно, мы тоже были, но это просто от того, что были юны, мы были счастливы нашей молодостью. Так вот, за спиной всегда кто-то стоял, система всегда немного следила. Художникам очерчивали чёткие границы, пытались «поймать за руку», «пресечь абстракционизм», причём иногда это доходило до абсурда, до смешных и нелепейших вещей. В этой обстановке для художника, да и для любого творческого человека умение уходить в себя - просто необходимость.