18 сентября прозвучат произведения Равеля, Рахманинова, Гершвина. Честь его открытия принадлежит пианистке Дарье Работкиной. Выпускница Казанской консерватории ныне работает как в альма-матер, так и в США. В 49-м сезоне ГСО РТ выступят легенды классической музыки – пианисты Денис Мацуев и Борис Березовский, Михаил Плетнев, дирижер Владимир Федосеев, трубач Владислав Лаврик, гобоист Алексей Огринчук, альтист Максим Рысанов, виолончелист Александр Князев. Также татарстанский оркестр выступит в Москве на сцене Большого театра, в Петербурге на сцене Мариинского театра и в других городах. Накануне открытия сезона ГСО РТ Дарья Работкина дала интервью «АиФ-Казань».
История повторяется
- Дарья, вы концертируете в Европе и на американском континенте, после Казани отправляетесь в Китай. Классика востребована?
- Повсюду в мире публика, которая посещает такие концерты, при всех различиях, похожа. Это самодостаточные люди зрелого возраста. Молодёжь в массе своей отдаёт предпочтение иным музыкальным жанрам. Бывая в Казани, я провожу мастер - классы, беседы со студентами. Одну из них недавно посвятила рэг-тайму. Студентам было интересно узнать про развитие этого заокеанского жанра и услышать редкие записи.
- Рэг-тайм жив? Когда-то пластинки «Ленинградского диксиленда» пользовались ажиотажным спросом.
- Еще как жив! Современный рэг-тайм представлен такими композиторами как Олбрайт и Болком. Мой муж пишет диссертацию по рэг-тайму, да и мне всегда был близок по духу этот жанр. Притягательность этих ритмов, голоса улицы загадочна. Они использованы великими композиторами – Равелем, Рахманиновым, Гершвином, в их симфонических произведениях, которыми я открываю концертный сезон в Казани.
- Вы составили программу так, чтобы заинтересовать молодёжь классикой?
- Не только, хотя и это тоже. 4-й Концерт Рахманинова выбран мною неслучайно. У него несколько авторских редакций. Начало работы над концертом около 1914-го года и последняя редакция - 1941-го - связаны с Первой и Второй мировыми войнами. В музыке – боль, тревога по поводу наступления чего-то необратимого, разрушающего прежний миропорядок, устои бытия. Сегодня мы живём в сложное время, кажется, что история повторяется. Я даже хотела сказать несколько слов перед концертом на эту тему, но передумала. Всё скажет музыка, и кто захочет, тот поймёт. Рахманинов –мой любимый композитор. Отрадно, что в Казани проводят музыкальные фестивали в его честь.
- Один из концертов Рахманинова вы исполнили с оркестром в 15 лет, когда учились в специализированной музыкальной школе. Даже поверить трудно!
- Это был первый концерт, написанный композитором в 18 лет. Блистательное юношеское произведение! Поэтому, наверное, особо ярко его исполняют молодые пианисты. В музыке всё, как в жизни. Требуется время, чтобы стать солистом оркестра. Вначале надо «пожить» в нём, изучить его, стать неотъемлемой частью, а затем себя проявить. Рахманинов даёт такой шанс, а ранние выступления с оркестром окрыляют.
Синтезатором – по роялю
- В 16 лет вы уже снискали лавры на международном конкурсе в Тбилиси. Нынче музыкальных конкурсов –немерено. Это хорошо?
- Количество в качество в этом случае не переросло. Обилие конкурсов ведёт к «шаблонизации» исполнительского мастерства. В жюри – не всегда мэтры высочайшего ранга. Любое отклонение от строго прописанных канонов не приветствуется. Однако талантливый исполнитель так или иначе хочет самовыражаться. В 18-м и 19-м веках это было в порядке вещей. Лучшие каденции, т.е., образно говоря, импровизации, вариации при исполнении произведений Баха, Моцарта, Бетховена тоже становились классикой. Сейчас это святотатство. Однако музыка – живое искусство, как и проза, поэзия, живопись… Она не может замыкаться в строго отведённых рамках. Ван Клиберн «влюбил» СССР в себя, потому что исполнил 1-й Концерт Чайковского на Международном от души, с захватывающей спонтанностью… Это был свежий, смелый взгляд на академическую классику. Но на это надо осмелиться, внести своё!
На современных конкурсах «шаг – влево, шаг –вправо» - наказуемый баллами побег. А музыка – это Послание. Каждый исполнитель себя отдаёт на сцене, если есть что сказать. Если нет – остаётся только техника. Но ведь (смеётся) техники вокруг нас хватает. И не надо для этого идти в концертный зал.
- Дети, которые сегодня осваивают фортепиано в музыкальной школе, дома используют синтезатор. Пианино не вписывается в интерьер современной квартиры. Замена равноценная?
- Есть уже и такие синтезаторы, которые якобы полностью «клонируют» и пианино, и даже рояль. Но ребёнку, если он всерьёз занимается музыкой, необходим контакт с инструментом. Клавиши, педали, волшебство погружения в них, не заменишь клапанами синтезатора. Даже старенькое, не настроенное пианино, отзовётся совсем по-другому.
- В Америке вы занимаетесь обучением детей. С какого возраста?
- Были случаи, когда на занятия приносили годовалых малышей. Родители говорили: так надо, пусть привыкает к музыке, слышит её. Китайцы, корейцы очень рано задумываются о профессиональной ориентации детей, заботясь об их будущем. Учебная дисциплина в таких семьях строжайшая. Поставлена цель: воспитать выдающихся музыкантов, что позволит вынести семью на гребень успеха. Учиться музыке, даже студентам, очень дорого, стипендии – редкость. Многие, уже окончив полный курс, десятилетиями расплачиваются за кредиты на учёбу.
- Отец всемирно известного американского шахматиста Гаты Камского родом из Казани применял «кнут» в процессе профориентации, воспитания и обучения. Вас миновала чаша сия?
- Мои родители – преподаватели Казанской консерватории. С 5-ти лет меня посадили за инструмент без «кнутов» и «пряников». Потому что росла в музыкальной атмосфере. Но лишь к 15-ти годам я поняла, что это моё! На конкурсе в Тбилиси меня, как самую младшую победильницу, послали на мастер-классы в Америку. Выдающийся преподаватель В. Фельцман (сын советского композитора Оскара Фельцмана), повернул меня в нужную сторону как исполнителя. Используя, разумеется, базу, которую дала мне казанская школа, которая ни в чём не уступает московской, а то и превосходит её. Получив дипломы бакалавра и магистра, я продолжила свое обучение в докторантуре в школе Истман.
Восток и Запад
- В вашей родословной – крымско-татарские корни. Нет ли мысли пропагандировать за рубежом музыку татарских композиторов?
- Из татарских по происхождению композиторов за рубежом знают только С. Губайдулину. Но её произведения, конечно, не этнографические, это европейский авангард. Интерес к музыкальной этнографии в мире есть. Есть у меня и замыслы. Но пока не готова взять на себя такую роль, хотя это задача в будущем, безусловно, представляет для меня интерес.
- Глобализация пока не подорвала истоки национальных культур. Интересно, а в Японии, Китае, Корее кто-то пишет симфоническую музыку, исходя из собственных традиций?
- В Японии есть такой композитор, Тору Такэмицу. Но пока в программах крупнейших залов и оркестров превалирует несравненная, вечная европейская классика. Исполнители уже обратили свои взоры на Восток. Да публика, в массе своей, не готова воспринять иную мелодику и иную музыкальную культуру. Сегодня это экзотика. Но кто знает, что будет завтра?
- Где вам сложнее выступать - в Казани или за рубежом?
- В Казани. Здесь мой дом, мои учителя. Здесь я чувствую, что в зале - люди, которых я знаю и люблю с детства, а это - ни с чем не сравнимая поддержка и заряд энергии.
- Ну а чем занимаетесь в свободное время, если оно у вас есть?
- Люблю рисовать, работать с компьютером, импровизировать в мировом информационном пространстве. Музыка, в конце концов, такое же безграничное пространство. Всего 7 нот. А какой Космос!