«Театр не может бесконечно показывать комедии положений. Его цель - не развлекать, а развивать», - считает Елена Сорочайкина, главный художник челнинского русского драматического театра «Мастеровые». Этой весной её номинировали на престижную театральную награду - национальную премию «Золотая маска».
«Мне сказали: «иди»
- Что для вас означает такая номинация?
- Меня признали специалисты, сказали: «Иди дальше». А ведь театр был хобби - восемь лет я была шеф-декоратором русской группы карнавала в Тунисе, занималась большими республиканскими праздниками. Недавно нашла свою старую запись: «Хочу, чтобы каждая работа была творчеством». Теперь вдвойне хочется осуществить эту задачу.
- Самые приятные моменты в создании художественного пространства?
- Два: первый – когда приходит решение спектакля; второй - когда идея обретает плоть. Две точки счастья, а в остальном – работа-работа. Очень болезненное чувство «можно было сделать лучше», я хотела бы реже его испытывать. Но мне везёт на талантливых режиссёров. Меня поразил Валентин Ярюхин, он и привлек меня на постоянную работу в «Мастеровые». Сейчас, работая с Петром Шерешевским и Денисом Хуснияровым, многое впитываю из их видения театра и мира.
- Вы так же очарованы огнями рампы, как в юности?
- Булгаков в «Театральном романе» писал: «Иссушаемый любовью к театру, прикованный к нему, как жук к пробке…». Я - тот жук, пришпиленный любовью к театру. Я много в нём очаровывалась и разочаровывалась. Часто агрессивная серость, вооружённая правильными лозунгами, побеждает талантливых. А зритель будет обманываться, что эта «пена» и есть искусство. Спустя годы я поняла: не надо тратиться на борьбу с серыми, надо искать ярких.
- «Мастеровые» – маленький зрительный зал, небольшая сцена. Это не мешает вам?
- Это преимущество. Герой может говорить шёпотом - и его услышат. У него могут заблестеть слёзы в глазах - и это увидят. Так и в языке сценографии.
- Как понять, удалась ли задумка художнику?
- Я определяю по убедительности работы - хочется мне сказать «верю» или нет. А вообще сценография – важный язык, способ донести главную идею.
- Кого вы смотрите с удовольствием?
- Цепляют постановки «старых» мастеров - Петра Фоменко и Георгия Товстоногова.
Играть у забора
- Что ограничивает сегодня театр?
- Недостаточность материальной базы. Но ставя основной целью добывание денег, придётся бесконечно показывать комедии положений. Впрочем, по такому пути идут многие коллективы, и это печально. Цель театра – развивать. Но надо помнить, что это развитие достигается длительными и дорогими средствами.
Второе - самоограничение. Многие татарские театры редко выходят за рамки национальной темы, и декорации представляют собой бесконечные деревенские заборы.
- Что доставляет вам особенную радость?
- Смотреть на зрителей во время спектакля – трогает ли их история, какими они покидают зал. И, конечно, очень вдохновляет общение напрямую.
Однажды я спускалась по лестнице, а навстречу – женщина: «Вы из театра? Можно с вами поговорить? Мне нужно кому-то сказать спасибо. Вчера смотрели в вашем театре «Очень простую историю». А когда приехали домой, впервые за долгое время муж не пошёл к телевизору, а сын не сел за компьютер. Мы просидели за разговором до трёх утра». В такие моменты понимаешь, что работаешь не зря.
- Что нового вы получили от роли главного художника 1000-летия Казани?
- Впервые мне пришлось серьезно заниматься вопросами безопасности. Ипподром был главной сценой, а шесть тысяч зрителей – не шутка. Одной из задач было оставить после представления чистое пространство - планировались скачки, а лошади могут испугаться даже забытого на траве реквизита и понести. Из эстетических впечатлений - я увидела, что такое у скакунов настоящая порода. Тонкие щиколотки, лебединые шеи. Хрустальные создания. Если бы ещё не знать, что такой спорт губителен для них...
- Стоит ли отдавать ребёнка на сцену, если он чувствует в себе потребность играть?
- Обязательно! Театр развивает речь, пластику и парадоксальным образом - честность: актёр сразу чувствует фальшь в других и в себе. Он много читает, думает. Театр развивает душу.