Мобилизация
После начала войны казанские фабрики переориентировались на выпуск продукции для нужд фронта. Кожевенные заводы и суконные фабрики начали выпускать военное обмундирование. Фабриканты усиленно зарабатывали на военной кампании - нужды армии хорошо оплачивались. При этом промышленные предприятия, выпускающие продукцию для населения, были вынуждены закрываться из-за нехватки топлива, сырья и рабочей силы.
Если дворянские круги поддерживали «победоносную» войну, то среди рабочих она была непопулярной. В начале августа 1914 г. более 7 тыс. рабочих алафузовских фабрик оставили станки и объявили четырёхдневную забастовку - им не выплатили 10% надбавку. Разрыв между зарплатами и ценами зашкаливал. Цены на предметы первой необходимости выросли на 600%. Дороговизна продуктов сопровождалась спекуляцией. Начальник Казанского жандармского управления информировал департамент полиции: «Спекулируют все, кто только может». Перед жандармами стояла задача содействовать мобилизации, не допускать массовых беспорядков.
Проводы на фронт, как правило, сопровождались неумеренным потреблением спиртного, что нередко приводило к потасовкам. Гужевой транспорт, находившийся во владении частных лиц, подлежал реквизиции на нужды армии, а за изъятых лошадей полагалось денежное возмещение. Увы, его не всегда выплачивали в срок, что также вызывало массовое недовольство. Так еле удалось сдержать гнев восьмитысячной толпы призывников в Чистопольском уезде.
В поисках врагов
В обществе были сильны антигерманские настроения. После начала войны в Петербурге «русские патриоты» разгромили германское посольство, а сам город уже в августе был переименован в Петроград. В Казани у немцев, выражаясь современным языком, «отжимали бизнес», а то и просто били. О подобных фактах начальник КГЖУ К. Калинин информировал губернатора «для принятия мер». Вместе с тем в народе набирала обороты шпиономания. Нередко жандармам приходилось разбираться с заявлениями о подозрительных сигналах фонарями, светящихся летающих объектах; с распространителями провокационных слухов, сеявших панику среди населения. Впрочем, подозрительность населения оказывалась нелишней.
В августе 1914 года крестьянин Лаишевского уезда Державинской волости Филипп Богаткин задержал подозрительного человека недалеко от места дислокации воинских частей, предназначенных к отправке на фронт. Мужчина выведывал у нижних военных чинов сведения о количестве воинских частей и их передвижениях. Выяснилось, что задержанным оказался некий отставной штабс-капитан Киндельский. В присутствии понятых полицейские досмотрели его вещи и обнаружили блокнот с зашифрованными записями.
Следствие выяснило, что Киндельский за три дня до ареста прибыл в Казань из Вены (Австро-Венгрия находилась в состоянии войны с Россией. - Прим. авт.) якобы для проведения этнографических изысканий. Квартиру он снял поблизости от железной дороги. Это было первым делом по расследованию шпионажа в Казанской губернии, а возможно, и в России.
Поэтому особое внимание было уделено прокурорскому надзору за соблюдением всех уголовно-процессуальных действий. Фотографии подозреваемого для установления личности с соответствующими запросами направили по месту службы и домашнему адресу Киндельского. У Генерального штаба была запрошена экспертная оценка сведений, которые успел заполучить шпион. Была сделана экспертиза записки, найденной между корпусом и крышкой часов задержанного. Улик было собрано достаточно, чтобы 23 декабря 1914 года Казанский военно-окружной суд признал Киндельского виновным в военном шпионаже. 26 января 1915 года он был повешен.
Штаб Казанского военного округа выступил с ходатайством о награждении бдительного крестьянина Богаткина денежной премией, на что он ответил такими словами: «До глубины тронут и благодарен за то внимание, которым осчастливило меня командование Казанского военного округа. Прошу передать премию в Казанский Красный Крест на помощь больным и раненым». Позже Богаткина представили к награждению орденом Святой Анны.
Медаль от императора
Сохранилось любопытное воспоминание начальника охраны императора А. Спиридовича о посещении семьёй Николая II госпиталя:
«В одной из палат лежал солдат 137-го пехотного Нежинского полка татарин Шерахудинов, тяжело раненный в грудь и руку. Государь подал ему медаль. Тот громко поблагодарил Государя и сказал: «Ваше Императорское Величество, разрешите Вашу руку поцеловать».
«Это не полагается», - ответил смеясь Государь, но протянул руку, и тот набожно приложил её к губам. Подошли Великие Княжны, Шерахудинов попросту говорил с ними, а когда подошла Царица и подала ему образок, он взял.
Государыня протянула руку, Шерахудинов поцеловал осторожно и спросил: «Я не больно поцеловал Вашу ручку, Ваше Величество?»
Царица сказала нет и отошла, ласково улыбаясь и кивая головой. Раненого обступили. Кто-то сказал:
- Ты надень образок-то на шею.
- Никак нет, - ответил он. - Я татарин. Мне Магомет запрещает носить образа. Я всю жизнь буду его беречь, но надевать, по нашей вере, не могу.
Когда, обойдя палату, Государь проходил мимо Шерахудинова к выходу, он сказал ему: «Прощай, желаю тебе скорее поправиться».
Шерахудинов наивно ответил:
- Счастливо оставаться, Ваше Императорское Величество. Очень рад, что мог увидеть Вас с Государыней и дочками.
Княжны кивали ему смеясь. Симпатичного, смешного татарина не раз вспоминали потом».
Фото из архива Казанского госпиталя.