Имя Мусы Джалиля, татарского поэта, автора «Моабитских тетрадей», Героя Советского Союза и члена подпольной организации военнопленных, казненного в берлинской тюрьме, сегодня знают во всём мире. Историю его жизни пересказывали сотни раз, зачастую приукрашивая или перевирая. Вот почему к дню рождения поэта, который отметят 15 февраля, «АиФ-Казань» обращается к воспоминаниям современников героя.
Их письма в 1960-1980-е годы получал Рафаэль Мустафин, известный журналист и джалилевед. Эту ценную почту он завещал Михаилу Черепанову, заведующему музеем-мемориалом ВОВ в Казанском кремле. Перед вами отрывки этих писем, часть из которых публикуется впервые.
Об авторитете поэта
Михаил Иконников, пленный разведчик и подпольщик, писал Рафаэлю Мустафину (без даты, примерно 1960-е гг.):
«Осенью 1943 года за участие в Сопротивлении я был арестован гестапо и помещён в берлинскую тюрьму Тегель, в которой весной 1944 года встретился с Мусой Джалилем и его боевыми соратниками. <…> Мне посчастливилось несколько раз встретить Джалиля в тюремных коридорах и беседовать с ним через решётку. Муса выглядел истощённым, но… всегда бодро, уверенно, был опрятно одетым. Его тёмные, умные глаза излучали какой-то особый блеск, когда он смеялся или шутил. Трудно было поверить, что это смертник, ожидающий своей участи ежедневно, ежечасно.
Надзиратели были поражены его выдержкой и спокойствием, жизнерадостностью и чувством юмора. Они не раз слышали, как Муса задорно пел куплет на мотив популярной немецкой песенки «Лили Марлен», слова которой были известны многим узникам. «Всё течёт и всё проходит, скоро Гитлера убьют, в мае все нацисты сдохнут…».
«Мусе удалось получить разрешение пользоваться книгами на немецком языке из тюремной библиотеки. По его просьбе уборщики из числа немецких узников в тюремных коридорах обменивали книги и передавали их друзьям, в которых они находили записи или стихи поэта. Муса использовал чистые поля около корешка книги для записи адресов, добрых пожеланий, стихов и неплохо рисовал. Его карикатуры на фашистских главарей пользовались среди узников большим успехом. Запомнился один из таких рисунков, который однажды мне передал один из товарищей Мусы. Была нарисована виселица, на которой болтались повешенные главари фашистской Германии и подпись под рисунком: расплата за «Блицкриг».
«Очень помогала узникам песня, в том числе и Джалилю, который любил петь по ночам, когда в тюрьме устанавливалась зловещая тишина. К нему присоединялись его друзья, капитан Русаков (с которым Муса был хорошо знаком) и другие узники. Часто эти концерты проходили во время бомбёжки фашистской столицы, когда надзиратели прятались в убежища. Этот товарищеский хор, объединявший узников, утешал, ободрял и помогал пережить тяжёлое одиночество».
«Вспоминается ещё одна встреча с поэтом. В сопровождении вахтмана я спускался по лестнице - меня уводили на допрос. Вдруг навстречу вывели заключённого. Это был Джалиль. Так близко Мусу видел впервые. На его лице сквозь щетину проступала белизна кожи. А какими были глаза! Ввалившиеся глубоко в орбиты, они блестели, как чёрные угольки. Чёрные волосы его поседели. Штатский тёмный костюм выглядел мешковатым на его исхудавшем теле. Вытянув руки в наручниках перед собой, он шёл медленно - мешали кандалы. Мы обменялись приветствиями и разминулись. Позднее, когда меня перевели в другое крыло тюрьмы, мне удалось несколько раз слушать его разговоры с товарищами и переговорить с ним.
Я во многом обязан Мусе Джалилю: он поддерживал морально, воодушевлял, учил, как вести себя на допросах, чтобы затянуть следствие и выиграть время, да и не только меня, и других узников… Особенно помогали нам его стихи. Одно из них - «Утешение», посвящённое его близкому другу Абдулле Алишеву, нам было хорошо известно. Оно было немного переделано и пользовалось большой популярностью в тюрьме.
Друг не печалься, день победы к нам придёт,
Должны надежды наши сбыться -
Увидим мы Московский Кремль,
Когда падёт фашистская столица…»
Николай Бушманов, организатор Берлинского комитета ВКП(б), - Р. Мустафину 4 апреля 1967 г.:
«Мне запомнился один молодой паренёк среднего роста, похожий на татарина, который вёл себя энергичнее всех на прогулке и первым начинал физкультурные упражнения. Вглядываясь сейчас в портрет Джалиля, я прихожу к заключению, что это был, видимо, он…»
О Берлинском комитете ВКП(б)
Н. Бушманов - Р. Мустафину 5 октября 1972 г.:
М. Иконников - Р. Мустафину 26 января 1981 г.:
«Я дал вам адрес моего хорошего друга Фрица Кёён, старого коммуниста, генерал-майора запаса Нар. армии. Он был в курсе дел о «Берлинском комитете ВКП (б)». Он помог установить фамилию немецкого железнодорожника со ст. Добендорф, который прятал листовки, оружие, взрывчатку. Это был Вильгельм Гроот. Кстати, Фриц Кёён, бывший узник зондерлагеря Вульхайде, где в 1942 г. был Симаев (Ахмет Симаев, журналист, поэт, входил в легион «Идель-Урал». - Прим. ред.). Фриц Кёён знал ряд наших подпольщиков по Вульхайде. С Вильгельмом Гроот встречался Симаев, Алиш и Джалиль, который передавал им листовки.
…кое-что найдено в архивах, подтверждающее связь немецких коммунистов с «Берлинским комитетом». А связь Комитета с татарскими подпольщиками неоспорима и доказывать её излишне. Основную связь «Берлинского комитета ВКП (б)» с татарами держал ст. лейтенант Фёдор Чичвиков».
О жизни в застенках
Н. Бушманов - Р. Мустафину 27 марта 1967 г.:
16 июля (1943 г. - Прим. ред.) меня перевели в Моабит на Лертерштрассе, 3…
…моя камера находилась на 4 этаже №421, а мой товарищ Калганов Иван Михайлович сидел на 1 этаже, где-то посредине между нами сидел тот, кого я считал за Джалилова и с кем вёл перекличку. Вы должны иметь ввиду, что наши переговоры мы не считали застрахованными от подслушивания, а потому ни номера камер, ни имена и фамилии правильно не назывались. Если Джалиль шёл на допросах по фамилии Гумеров, то вполне понятно, что он нам сообщил свою искажённую фамилию Джалилов. <…> Никаких душераздирающих криков в тюрьме я не слышал. Просидел я в этой тюрьме до 3 ноября 1943 г. Время переклички с Джалиловым примерно сентябрь-октябрь, а затем его стало не слышно, видимо увезли в другую тюрьму.
<…> Раз в 10 дней меняли книги - за один раз давалась 1-2 книги. Разносчиком книг работали немцы заключённые, и через них можно было передавать записки в любую камеру, особенно если у вас было чем «поблагодарить» «библиотекаря»…»
Н. Бушманов - Р. Мустафину 4 апреля 1967 г.:
«При обмене книг в библиотеке вы вкладывали в книгу пару сигарет, а «библиотекарь» возвращал вам книгу с огрызком карандаша. У Мусы же была и ещё возможность - это заключённые иностранцы, с которыми он сидел. Иностранцы-западники получали посылки-передачи, в которых была бумага и письменные принадлежности…»
М. Иконников - Р. Мустафину 5 октября 1982 г.:
«Мы плохо разбирались в их сложной системе гестапо. <…>Но факт, что нас всех там шантажировали - это неоспоримо… Я хорошо помню, что Симаев рассказывал, как их муфтий вёл разговор в подобном тоне. Да и предатель Султанов говорил всем джалильцам об этом… Мы слишком долго не договаривали о Джалиле на русском языке, не раскрывали, что Джалиль кончал курсы пропагандистов в Вульхайде. Мне недавно рассказывал Девятаев (Михаил Девятаев, лётчик, сбежавший из плена на угнанном самодёте. - Прим. ред.), что в Америке Джалиль представлен комиссаром РОА и антисоветчиком, писавшим в газетах «Идель-Урал» статьи, угодные белоэмигрантам и фашистам…»
М. Иконников - Р. Мустафину 2 ноября 1982 г.:
«Мне Симаев рассказывал, что им на очной ставке следователь гестапо показывал листовку и газету. В листовке шла речь о том, что в немецкой печати опубликовали данные о переходе ст. политрука Залилова (Джалиль. - Прим. ред.) к немцам и его службе в комитете «Идель-Урал». А в газете «Идель-Урал» опубликована антисоветская статья Джалиля и если она попадёт в руки советского командования, то выводы будут сделаны явно не в его пользу. Далее им сообщалось, что родственники репрессированы, потому что у них нет выхода кроме одного - обо всём чистосердечно признаться и раскаяться в содеянном».
М. Иконников - Р. Мустафину 5 октября 1982 г.:
«Подвиг Джалиля состоит ещё и в том, что он, одев волчью шкуру…, принял огонь на себя от своих соотечественников, ненавидевших предателей. Так оно и было. Несведущие легионеры считали его подлецом и предателем… С другой стороны надо было создавать видимость работы на немцев и белоэмигрантов. Джалиль знал о слежке, о том, что ему не доверяли белоэмигранты и немцы и следили за каждым его шагом. Так что по вcей логике он не мог быть руководителем подполья. Авторитет его был большой, к нему всегда обращались его друзья за советами и др., но… всем руководил Ахмет Симаев».