Почему у архитектуры Казани нет своего лица? О проблемах пространственной среды мегаполиса корреспонденту «АиФ-Казань» рассказал архитектор и преподаватель теории и истории архитектуры КГАСУ Марсель Искандаров.
Манхэттенский подход
Венера Вольская, «АиФ-Казань»: Марсель Мансурович, тема нашего разговора – пространственная среда столицы РТ в последние тридцать лет. Как менялась архитектура в 90-е?
Облик и внутреннее устройство многоэтажек продолжали традиции СССР и ещё несли в себе черты высокого профессионализма. Хорошо знакомые нам ленинградский и московские проекты имели некоторые улучшения, в частности, внешний облик домов стал более многоцветным. Пространственная организация этих районов тоже была советской – большие дворы, щедрая организация дорожно-транспортной сети.
Первые элитные дома – тогда только появилось это понятие – были с увеличенными площадями, но внутри и внешне они часто напоминали квартиры прошлых десятилетий. Тогда же строились экспериментальные панельные серии с полуэркерами и большими квартирами, их называли марийскими, северными, они есть в Азино, Ново-Савиновском и Московском районах.
Постепенно в Казани угасало массовое строительство, в первую очередь панельное, поскольку комбинаты панельного домостроения закрывались. Стали строить элитное жильё – из красного кирпича, с башенками, отсылающими к исторической архитектуре. Такие дома с зелёными металлическими крышами есть на улице Щапова, но практически всё строительство жилья в центре Казани велось по этому шаблону.
Когда архитекторы поняли, что строгие градостроительные нормы можно не соблюдать, начали получаться доселе невиданные по площади квартиры: метраж доходил до 300, а то и до 500 кв. м. При этом в них отсутствовали полноценные дворы. Порой коммерческий подход доходил до цинизма – плотность застройки была ограничена только соображениями выживания человека.
Таким образом, период с конца 90-х до начала 2000-х был периодом разбухания внутренних и сужения общественных пространств. Именно эта архитектура определила облик самых «вкусных» частей Казани, которые десятилетиями оставались нетронутыми, а тут были массово застроены в ущерб озеленению, открытым пространствам, парковкам.
– Но потом площади квартир начали уменьшаться, и речь уже не шла о потолках высотой под три метра, как в ленинградках.
– Снизилась прибыльность строительства. Оскудевал и пластический характер архитектуры. Она всё больше стремилась к коробкам, а упрощение формы застройщики пытались компенсировать опять же раскрашиванием в яркие цвета. Тем не менее и эксперименты были, к примеру, строились жилые дома с внутренним бассейном. Затем наступил черёд керамогранитных фасадов, которые в своё время поразили новизной. Это был период с 1998 по 2008 гг.
Затем снова вернулись к застройке большого масштаба, как во времена СССР, но она уже была коммерческая, со стремлением сэкономить везде, где возможно.
Я помню в 90-е настроения в творческой среде. Тогда появилось стремление дистанцироваться от облика советской архитектуры, а главное, от принципа создания градостроительных ансамблей.
– Подростковая черта – неважно, что делать, лишь бы не похоже на то, что создавали родители.
– Да, и эта болезнь роста до сих пор не пережита. Но если мы считаем себя людьми свободными, то должны трезво оценивать плюсы и минусы наследия, а не наивно противопоставлять новое старому.
«Пьяные» окна
– Есть ли у Казани за пределами исторического центра своё лицо, отличное от других российских миллионников?
– Своё лицо есть – но оно, увы, характеризуется отсутствием лица. Из-за ужесточения регуляции градостроительного творчества мы получили защиту от откровенной дряни, но и отсекли яркую авторскую архитектуру.
Вообще Казань повторяет многие заблуждения современной российской архитектуры. К примеру, сейчас в проектировании любят модный приём сдвинутого ритма окон, когда окна смещены относительно нижних. Но эти «пьяные» окна – сиюминутный тренд, позже он будет восприниматься как нелепость.
– Я как рядовой житель вижу на улицах нагромождение стилей и образов, которое не складывается в единую картинку.
Гетто с энергией разрушения
– От эстетики – к повседневным проблемам. В последние 10-15 лет в столице РТ тесно настроили высотные дома, жителям которых вечером не припарковаться.
– Да, ситуация, когда из квадратного метра застраиваемой территории выжато максимум, весьма распространена. Застройщики нередко выкручивают руки архитекторам, вынуждая обходить градостроительные нормы.
Выход один – нужно требовать их чёткого соблюдения. Это единственное, что нам позволит не превратиться в Шанхай, где нет этой жёсткой регламентации. Я там был и могу сказать, что эта среда несовместима с полноценной жизнью. Получаются те самые «человейники», гетто с их энергией разрушения, из которых постепенно здоровое население уезжает.
– Это потом, но уже сейчас население «Салават Купере» – а это поистине микрогород – утром стоит в пробках по дороге на работу в Казань, вечером – домой. А вместе с ними – их соседи из Радужного, Залесного, Юдино.
– Наличие столь большого жилого массива требует его продуманного включения в транспортную инфраструктуру. Сейчас новое жильё порой не обеспечено ею. А ведь раньше одновременно с возведением микрорайона строились проспекты, запускался автобус. Была и привязка к работе на ближайшем предприятии.
– Может, нужно начать что-то делать с маятниковой миграцией? В спальных районах массово проектировать офисы, салоны красоты, например, на первых этажах жилых домов.
– Такие попытки создания дисперсной городской среды в Казани есть. Но они, на мой взгляд, не совсем удачны. В офисы приезжают жители других районов, занимая дороги и создавая во дворе суету. Мне больше нравится путь создания субцентров городов, когда в массиве есть общественный, производственный центр, жилой сектор – и они всё же отделены друг от друга. Получается микрогородок.
– Приживутся у нас модели, распространённые в Западной Европе – трёхэтажные дома, во двор которых нет заезда для машин, с беседками, выходами для жильцов первых этажей прямо в садики?
– Одна из проблем – это жадность застройщиков и слабый контроль за ними. А так, думаю, в ближайшие десять лет будут созданы разные сценарии: для больших и малых городов, для пригородов. Главный вопрос, который придётся решать, – это что делать с большим количеством машин. В крупных европейских городах невыгодно иметь автомобиль, но при этом эффективно функционирует сеть общественного транспорта, каршеринга. В целом же малоэтажная модель мало совместима с урбанизацией и автомобилизацией.
– А идея подъезда без ступенек (низкой подъездной двери) – это рабочий вариант?
– Да, вполне. Из плюсов – проще создать безбарьерную среду, лифт приходит сразу на этот низкий уровень. Кроме того, экономится площадь, отдаваемая под пандус. Но это не новый подход, он реализовывался и в сталинках, когда есть два входа – парадный и чёрный.
Вообще типовые подъезды в последние советские и нынешние годы очень утилитарны. Они появились как рудимент чёрного входа в сталинках. И перекочевали не только в эконом-жильё, но и в элитное.
– Наблюдаю у знакомых картину: стоят две девятиэтажки «скобками», и в центре общего двора красуются четыре мусорных контейнера. Зимой на их фоне ставят ёлку. Это как?
– Тут да, без комментариев. Архитекторам в ближайшие годы нужно заново сформулировать концепцию городского пространства с учётом «низменных» реалий вроде вопроса, как не поощрять посиделки с пивом. Но и гражданам нужно быть заинтересованными в благоустроенном пространстве и на деле уважать друг друга, понимая, что общая территория, те же подъезды, - именно общая территория, а не личная.